«Время, назад!» и другие невероятные рассказы - Генри Каттнер
— Спокойно, милая, — сказал я, — держи себя в руках. Случилось кое-что страшное.
— О-хо-хо, — прошептала она, — страшное. Это точно. Я сошла с ума. У-у-у!
Билли изменилась в лице и зажмурилась. На мгновение мне показалось, что она в обмороке, да и сам я едва не лишился чувств, потому что знать не знал, каким образом младенцы оказывают первую помощь, да еще и в такси.
— Билли! — квакнул я. — Гу-га-гу! Очнись! Это я, Джерри! Не вздумай отключиться!
— Н-но… — Она истерически захихикала, и я понял, что с ней все нормально. — О господи! Ты, несомненно, карлик. Но притворяешься, что ты Джерри.
Я до упора запрокинул голову, чтобы видеть ее лицо. Мои глаза, как и прежде, фокусировались с огромным трудом; я был зол; я оставил любые надежды; и еще меня подташнивало. Да что я рассказываю, вы сами тоже были младенцами и помните, каково это. Вот только мне было в два раза хуже.
— Билли, послушай и постарайся понять, — заговорил я. — Расскажу как есть, и это полное безумие, но ты обязана мне поверить.
Билли вздохнула и побледнела до самых ушей, но сказала:
— Давай. Я попробую.
И я выложил все как на духу, а пока говорил, пытался сообразить, как выпутаться из ситуации. Если Билли не согласится, то помощи ждать неоткуда, разве что от дока Маккинли, а он сейчас небоеспособен. С копами я уже созванивался, а потому мог себе представить, как случившееся выглядит в глазах дежурного сержанта. Если пару дней назад какой-то придурковатый младенец взялся бы играть со мной в подобные игры, я бы посмеялся и прогнал его взашей. Но теперь я сам очутился в младенческой шкуре, то есть в незавидном положении, и это еще мягко сказано.
А если говорить как есть, положение было швах. Я всегда мог постоять за себя — да и, чего греха таить, склонен был задираться, ведь раньше я, раздевшись до трусов, весил две сотни фунтов, причем в этих фунтах не было ни капли жира. Кроме того, я знал кое-какие приемчики: умел бороться по-японски и размахивать ногами в манере апашей. Чрезвычайно полезные навыки — но не теперь, когда я даже из легкого пистолета не смог бы стрельнуть.
Другими словами, младенцы ни на что не годятся.
Но потом я стал думать про капитана и миссис Доусон и пришел к выводу, что они очень дорожат своим Поросенком. Миссис Доусон, наверное, уже вернулась из магазина и обнаружила, что я пропал. О-хо-хо!
К тому же по некой причине я ужасно устал: мышцы как будто превратились в водянистый яичный желток, а спать мне хотелось как никогда в жизни.
Я с грехом пополам дорассказал Билли обо всем, что случилось, а потом закемарил прямо у нее на руках. Когда проснулся, мы уже были в телефонной будке. Билли трясла меня и приговаривала:
— Просыпайся, Джерри! Ну проснись же!
— Ба-ба-ба, — пробубнил я, — ва-ва… Ох. Что…
— Ты задремал, — объяснила Билли. — Младенцам надо много спать.
— Хватит уже про младенцев! Я… Стоп! Как ты меня назвала? Джерри? То есть ты мне поверила, да?
— Поверила, — хмуро кивнула Билли. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Только жажда одолела. Выпить хочется.
— Чего?
— Пива, — сказал я.
— Никакого пива. Только молоко.
— Молоко? — Я сдавленно охнул. — Билли, бога ради! Я все тот же Джерри Кэссиди, хоть и в карапузьем теле.
— Молоко, — твердо повторила она. — Куплю тебе бутылочку с соской.
Но этой черты я переступить не мог, а потому уломал Билли на компромисс: она заказала молоко, но не в бутылочке, а в стакане, но справиться с этим чертовым пойлом оказалось непросто, и я сильно облился. В итоге мы пришли к выводу, что лучше мне пить через соломинку.
Молоко, конечно, не пиво, но оно пошло мне на пользу, и я перестал умирать от жажды. В общем, я посасывал белую жидкость, а Билли рассказывала обо всем, что было, пока я спал.
— Я позвонила в штаб, Джерри. Сказала, что не могу тебя найти.
— Да? Хм. Сьто… Ой! Что случилось?
— Доктор Маккинли все еще без сознания, как и его медсестра. Ничего серьезного, но обоих увезла «скорая». К тому же… — Она умолкла.
— Давай договаривай, — велел я, и Билли, набрав полную грудь воздуха, выпалила:
— Мне сказали, что в смотровой действительно нашли сержанта Кэссиди: то ли пьяного, то ли сдуревшего. Он только и делал, что ползал по кабинету, грыз ногти на ногах и горько плакал. Сказали… что дело можно закрывать. Он… то есть ты… то есть Джерри, по всей видимости, тронулся умом и оглушил обоих — и врача, и медсестру.
— Тронулся умом… — слабо повторил я. — Это уж точно. Переехал из одной башки в другую. Прямиком в эту чертову тыкву! — И я стукнул пухлым кулачком по младенческой черепушке.
— Ну и дела… — протянула Билли. — Интересно, как ты выглядел в младенчестве. Наверное, был страшно милый.
— Хватит уже про младенчество! — вскричал я. — У нас полно дел!
— Даже не знаю, Джерри, что тут можно сделать. Наверное, доктор что-нибудь придумает, когда очнется.
— А как же нацисты? — спросил я. — Смит, Номер Третий и все остальные?
— Ну и как мы им помешаем?
— У них рандеву в Гардене, — объяснил я. — В цирке. Отличное место для встречи, потому что там всегда толпа. У Смита в ранце транспортерные шлемы. Готов спорить, что он попробует тайком передать их Номеру Третьему.
Билли кивнула, и я продолжил:
— Отведешь меня в цирк, понятно? Походим туда-сюда, осмотримся. Как только увижу Смита и его подручных, ты крикнешь копа. Наплетешь ему какую-нибудь белиберду, какую угодно. Сделаешь так, чтобы коп задержал Смита или… Короче, нам надо забрать ранец. Если заберем, дело в шляпе.
— Может, я сумею его стащить?
— Не-а. Эти нацисты вооружены. Не хочу, чтобы ты рисковала. Делай, как говорю, и все получится. Черт! — воскликнул я. — Вот бы мне пистолет или лимонку! — Я покрутил в голове эту мысль и усмехнулся. — Ведь в этом штате младенцев пока не приговаривают к смерти?
— Джерри, ну что ты несешь!
— Кстати говоря, где мы?
— На Восьмой.
— Авеню? Рядом с Гарденом? В самый раз! Ну, пошли.
— Без билетов?
— Ой-ой. Деньги есть?
— Вчера была получка, — кивнула Билли. — К тому же тебя пропустят бесплатно.
— Это в долг, — твердо сказал я, — потому что Джерри Кэссиди не жиголо.
— Возраст неподходящий, — согласилась она. — Если начнешь отплясывать самбу на этих тестоподобных ножонках, будешь иметь весьма нелепый вид.
Я проглотил
